Эрийская маска - Страница 11

Вернувшись с очередного «вечера», решили немного поболтать. Ангелу несколько раз приглашали танцевать, и она теперь вся светилась от счастья. Ей так хотелось рассказать о своих впечатлениях, но все испортил Сэдрик. У него, наоборот, вечер не задался. Девушка, с которой он хотел познакомиться поближе, оказалась острой на язычок язвой. Я стоял невдалеке и слышал отдельные фразы. Общее впечатление – избиение младенца. Ко мне Сэдрик вернулся красный как рак и до конца вечера пытался прийти в себя, напрочь потеряв интерес к женскому полу. Но сейчас, слушая восторженные слова Ангелы, сам решил поязвить, вставляя едкие комментарии. Особенно его взбесил почитатель Ангелы, который пытался признаться ей в любви. Почему-то мне показалось, что избиение самого Сэдрика началось как раз в подобной ситуации.

– Ага, поклонничек. Видел я его. Ладно бы кто другой. А этот – от горшка два вершка, плюгавенький. Только и достоинств, что богатая одежда и кольца на руках. Стихи даже выучить не смог, заглядывал в бумажку. И голос гундосый. Я готов умереть, защищая тебя в любом бою, но когда услышал рифмы типа «любовь – морковь», то решил, что скорее умру от смеха, слушая подобных поклонников. Он, поди, про весь огород тебе рассказал?

Ангела кипела от возмущения, но возразить было нечего. Поклонник действительно, того… не очень. Наконец она смогла выдохнуть:

– А вы, вы… мужланы неотесанные! У вас только и разговоров, что про лошадей и оружие. Да неприличные анекдоты рассказываете! Человек хоть старался понравиться, стихи писал, пусть и неумело. А вы и этого не умеете!

Ругалась Ангела на злорадно улыбающегося Сэдрика, но обидно стало почему-то мне.

– Писать мы, может, и не умеем, но есть огромное количество хороших стихов, которые нужно просто прочитать и выучить.

Злющая Ангела резко повернулась ко мне.

– Может, ты даже знаешь какое-нибудь? – зловеще прошипела она.

– Знаю, и даже не одно, – снова обиделся я. Немного покопавшись в памяти, нашел подходящее. Смягчив голос, начал читать:

Я раннюю фиалку так бранил:
«О милый вор! Как смел ты ароматы
С любимых уст украсть? Из милых жил
Как смел взять кровь, которой так богаты
Твои ланиты в цвете юных сил?»
В честь рук твоих я порицал лилею,
Бранил душицу в честь твоих кудрей;
Из роз одна краснела; перед нею
Другая снега сделалась белей,
А третьей цвет ни красный был, ни белый:
Румянец твой похитила она
И белизну! Но за грабеж столь смелый
Червяк ее всю источил до дна.
И все цветы, так думал я в печали,
Красу иль сладость у тебя украли.

В комнате повисла тишина. Сэдрик начал было:

– Вот видишь, сестренка, вполне можно сказать приятное и без корзины овощей! – но, поглядев на остальных, тоже затих.

Ангелина не сводила с меня глаз:

– Нико, расскажи еще.

И столько я уловил в ее голосе ожидания и надежды, что нужные стихи сразу всплыли в памяти и обрели смысл. Я начал читать, глядя ей в глаза, и с удивлением услышал в собственном голосе интонации барона Линка, когда он читал стихи леди Ларе:

Твоей ли волею тяжелые ресницы
Я не могу сомкнуть во мгле немых ночей?
Ты ль прерываешь сон, послав мне вереницы
Похожих на тебя пленительных теней?
И твой ли дух ко мне летит в ночи безмолвной,
Сгорая ревностью, не знающею сна,
Чтоб бред подслушать мой, измены скрытой полный?

О нет, твоя любовь на это не властна.
Моя, моя любовь лишила сновидений
Усталые глаза, умчала мой покой;
Могучая, она как благодатный гений,
Как зоркий сторож твой – везде, всегда со мной.

Твой мир она хранит. А ты – по воле рока,—
Так близко ты к другим, так от меня далеко!

Стало совсем тихо. Ангела стояла, продолжая вслушиваться в замирающую музыку стихов. Потом заметила наши взгляды, резко покраснела и, не говоря ни слова, быстро вышла из комнаты.

– Нико, ты бы поосторожнее с такими стихами. Еще парочка подобных, и тебе как честному человеку придется жениться, – хмыкнул Сэдрик.

Барон был заметно удивлен:

– Нико, а чьи это стихи и откуда вы их знаете? Я ничего подобного не слышал.

– Это сонеты Шекспира. Был такой автор в древности. А выучить их мне пришлось по причине собственной лени, – улыбнулся я. – Однажды мне очень не хотелось учить уроки, и я стал ныть, жалуясь на плохую память. Отец не стал ругаться, а просто дал томик сонетов и сказал, что спать теперь буду ложиться, только выучив и рассказав ему новый сонет. Я, конечно, взбунтовался, но после двух бессонных ночей понял, что с отцом спорить бесполезно. Вот так и выучил. И только много позже начал понемногу понимать их смысл. Сейчас это пригодилось.

Барон покосился на Сэдрика:

– Очень жаль, что о подобных методах обучения я узнал только сейчас.

Но Сэдрика сейчас занимали совершенно другие мысли.

– Нико, а ты много знаешь ТАКИХ стихов?

– Каких ТАКИХ?

– Ну, – Сэдрик замялся, – чтобы у девушек дыхание перехватывало!

Я прикинул свои знания:

– Много.

Сэдрик тут же подскочил:

– Пошли, будем записывать!

Я оглянулся на барона, но тот с улыбкой махнул рукой – идите. Пришлось до глубокой ночи диктовать Сэдрику любовные стихи разных авторов. У меня уже слипались глаза, а Сэдрик, наоборот, взбодрился. Я запоздало вспомнил, что на следующий день будет новый бал и там должна появиться девушка, которая так понравилась Сэдрику. Теперь ему будет что сказать…

Результатом этого «литературного вечера» стало заметное потепление отношений с «родней». Потом на одном из вечеров, когда Ангелу долго не приглашали танцевать, это сделал я. Станцевали вальс и заслужили восхищенные отзывы. После этого у Ангелы не было отбоя от кавалеров. У меня, к сожалению, тоже (от барышень). А уж когда я во время дружеской потасовки поставил Сэдрику приличный фингал под глаз, меня и вовсе признали настоящим родственником. Я стал младшим братом без всяких оговорок.